Когда Mac Miller и Джон Брайон встретились, первый уже вплотную работал над альбомом «Swimming» 2018 года, за продюсирование которого позже и возьмется Брайон. «Он дал мне послушать пять или шесть треков, — рассказывает продюсер в интервью Apple Music. — Это был материал с уклоном в хип-хоп, совершенно отличный: смешной и очень личный, треки уже указывали в интересном направлении. А после пары композиций он говорит: „У меня есть еще кое-что, но я пока не знаю, что с этим делать“». Это «кое-что» и стало началом «Circles» — теперь уже посмертного лонгплея, который Miller планировал выпустить в качестве альбома-дополнения к «Swimming». В нем артист выходит на такой уровень музыкальности, мелодичности и открытости, на который ранее лишь намекал. Альбом гораздо ближе к Гарри Нилссону, нежели к хип-хопу, а благодаря своему огромному опыту (включающему сотрудничество с Канье Уэстом, Fiona Apple и Janelle Monáe) Брайон стал идеальным участником этого проекта. Основываясь на разговорах с артистом перед его смертью, а также при поддержке семьи музыканта, Брайон завершил «Circles», добавив в него элементы живой перкуссии, струнные и другие наложения. Продюсер рассказал о создании некоторых ключевых песен «Circles», а также поделился тем, каково было работать с Mac Miller над столь личным материалом. Circles «Здесь звучит то, что он дал мне послушать. Я добавил только барабанные щетки и вибрафон. Саморефлексия в его текстах намного интереснее, чем у многих других. В „Circles“ и некоторых других песнях на альбоме вы слышите, как он осознает разные грани себя: где-то он не уверен, что способен измениться, а что-то находит спорным. Какие-то моменты произносятся в текстах напрямую: „Да, я такой, другие могут не понять то, как я мыслю, и я это принимаю“. Вот так определенно. С самого начала я втянулся на сто процентов». Complicated «Если точно помню, вокал был записан. Mac Miller ставил мне треки разной степени завершенности, как и все песни с обоих альбомов. Он проигрывал материал, а я комментировал, например: „Здорово, надо только низы улучшить“. Почти на каждое мое предложение он отвечал: „Хорошо, что сказал. Не знал, что тут лучше сделать“. Иногда я слушал и говорил: „Нравится. Очень нравится, что ты говоришь. Хороший вокал. Хороший ритм. Уже на середине этого трека мои мысли стали путаться. Слушателям такого не нужно, потому что у тебя тут замечательный текст“». Good News «Изначально было только его пение под очень минималистский трек. Текст был невероятным, но без припева. Он предложил мне что-то на нем сыграть. Я осторожно поинтересовался, нравятся ли ему те аккорды, что уже есть. Он ответил, что нет. На что я говорю: „Давай я начну играть, а если тебе что-то понравится, дай знать“. Я наблюдал за языком его тела во время разных эмоций. Он зашел в аппаратную, очень взволнованный, и начал напевать поверх инструментала. Спел припев, тут я поднимаю глаза от клавиш и говорю: „Отлично. Теперь давай в микрофон“. После первого дубля он вернулся, немного неуверенный, что это вообще подходит для песни. Слава богу, в итоге он принял эту версию и увидел в ней смысл. Опять же, это не я создал — это сделал он. Думаю, когда тогда он впервые напел этот отрывок, я ему признался, что идея неспроста пришла ему в голову». I Can See «Неправильно характеризовать этот трек как нечто тяжелое, но я могу вас заверить, что та неделя, когда я отслушивал материал, была одновременно и пыткой, и наслаждением. Пыткой — из-за боли утраты. А потом я дошел до „I Can See“ и ощутил полный восторг, потому что уверен: по любым меркам и в любом жанре здорово, что человек так умеет высказываться. И позже снова все становится пыткой, потому что понимаешь, на что был способен этот человек, когда я даже не слышал раньше этот трек. Я сидел и размышлял: а способен ли на такое я? Была ли эта песня чем-то, о чем он переживал? Или из-за того, что композиция звучит настолько завершенно, он не считал, что ей что-то требуется? Не знаю. Можно только догадываться о его ощущениях. Но люди смогут пережить этот опыт, потому что он понимал себя и не боялся это выразить. Но кроме удивительной искренности в тексте, мелодия растрогала меня до слез». That’s on Me «Он тогда вернулся с Гавайев, и песня, ощущения от нее просто поразили меня. Он обычно предлагал мне наиграть все, что нужно, а я отвечал: ”Нет, у тебя уже хорошо получилось, мне все нравится”. После записи дублей он постоянно интересовался моим мнением. А мне только оставалось честно признаться, что все прекрасно, я в восторге». Hands «Он хотел, чтобы эта композиция была масштабной и кинематографичной, но не представлял, как такое можно осуществить на одних клавишах. Я предложил сделать восьмые ноты в духе Dr. Dre, как он бы их обыграл в фортепианном семпле. И вместо того чтобы записывать или семплировать фортепиано, взять за основу только влияние той эпохи и сделать трек с разной оркестровой перкуссией, но так, чтобы она мягко менялась на всем его протяжении. Он согласился и разрешил мне делать все, что хочу. Тут-то я и принялся за дело. Он был в восторге, хотя и не представлял, что предстоит сделать». Once a Day «Он зашел и поставил два или три наброска, это был один из них. В нем звучало что-то вроде мини-фортепиано. Сонграйтинг невообразимый. Я всегда очень ждал его визитов, потому что каждый раз открывалось что-то удивительное: „И ты на полном серьезе это скрывал?“ Честно. Я не знаю, что еще у него имелось в запасе, но эта композиция полностью продумана. Она личная, душераздирающая. Я уговорил его сыграть трек и сделал то, что, как мне показалось, было правильным продюсерским решением. Вышел из комнаты, но не закрыл за собой дверь. На самом деле я никуда не ушел, конечно. Стоял у двери, в нескольких шагах от аппаратной. Он начал играть и петь, как бы в мое отсутствие. В процессе я подумал, что клавишные должны быть немного другими. Либо ярче, либо мрачнее. Забежал внутрь, будто забыл что-то. Снова вышел, стоял в коридоре и слушал несколько дублей. Сейчас я говорю это не под впечатлением от потери — в тот момент я залился слезами. Прослушал эту вещь дважды подряд, просунул голову в дверной проем со словами: „Я тут услышал немного из того, что ты играл. Звучит хорошо. Пока звук настроен, наложи второй слой клавишных. Отлично“. Выбежал обратно в коридор, прорыдался снова, протер глаза, вернулся и, как обычно, услышал вопрос: „Хорошо получилось? Может, лучше тебе ее сыграть?“ Наверное, не все поймут, и на меня влияет мой личный опыт, но мне все равно. Это то, что произошло на самом деле, то, что я видел. Думаю, тут не нужны какие-то определения. Вот так».